Андрей Усачев родился в 1958 году в Москве. Учился в Московском институте электронной техники, однако после IV курса перешел на филологический факультет Тверского государственного университета. Прежде чем стать профессиональным писателем, сменил немало работ и должностей: был дворником, сторожем, охранником, музыкантом в ресторане, редактором журнала «Веселые картинки».
Публикуется с 1985 года. Среди его книг - поэтические "Сны Петушкова" (1994), "Волшебная Азбука" (1996), "Мы играли в паповоз" (1998), "Сказочная Азбука" (1998), "Шкатулка" (1999), "Планета кошек" (1999), "Шуршащая песня" (2003), "Любопытная Варвара" (2003), "Шел по улице жучок" (2003), а также сборники сказок и фантастических историй для детей "Флюм-пам-пам" (1992), "Умная собачка Соня" (1996), "Барабашка, или Обещано большое вознаграждение" (1998), "Оранжевый верблюд" (2002), "Малуся и Рогопед" (2003), "Сказочная история воздухоплавания" (2003).
По его сценариям поставлены мультипликационные фильмы "Умная собачка Соня", "Девица Бигелоу, или Жевательная история", «Рыцарский роман», "Девочка и крот", "Меню".
В своем интервью Андрей Усачев очень откровенно рассказал о том, как относится к предпочтениям современных детей. Вот некоторые реплики из интервью:
- Хорошая детская литература - это высший пилотаж в литературе. Думаю, с этим согласится любой родитель, озабоченный тем, что читать ребенку.
- Вы очень точно сказали. Выше ничего не бывает, потому что с этого все начинается и к этому вся взрослая литература приходит.
- Виртуозность детского писателя в том, чтобы попасть в детскую тему?
- Нет, думаю, не в этом. Всякая хорошая литература должна быть мифологична. Мифологичность предполагает наличие сюжета, обязательного для детской литературы. Должен быть герой, который куда-то идет, что-то совершает. Та самая высокоумная литература почему-то думает, что ей это необязательно, она может заниматься описанием чего-то, не давая сюжета. А в детской литературе обязательно рождается миф, к примеру, о Винни-Пухе, о человечке с пропеллером.
- Придумать такого героя, который проживет не один десяток лет, наверное, очень сложно...
- Когда говорят: детская литература - это так сложно, мне странно. Я, например, даже не представляю, как можно сесть и написать взрослый роман. Для меня это сложно.
- На ком вы проверяете - получилось или нет?
- Ни на ком. Никого точнее, чем я сам, нет. Есть умные люди, с которыми я могу посоветоваться, но это только потому, что иногда нужно отойти и посмотреть на работу со стороны. У меня часто на это нет времени, тогда-то и нужны редакторы, хорошие друзья. И вообще, то, что детям что-то нравится или не нравится, не показатель. У детей дурной вкус, вернее, у них его вообще еще нет. Аргумент «А мои дети смеялись» не говорит ни о чем. Самое простое, вообще не читать стихи, а снять штаны, и дети будут смеяться. Для этого не нужно писать книжек, а можно написать такие стихи, что дети будут точно смеяться. Но не в этом задача литературы, должна быть мысль какая-то, идея в произведении, чувство, которым оно пронизывается. Для меня детское мнение ничего не означает.
- От чего получается, что многое в детских книгах понимаешь, только когда вырастаешь сам?
- Это совершенно нормально. У хорошей литературы есть первый пласт, второй, третий… И во взрослой литературе то же самое. Когда мы первый раз читаем Чехова, мы думаем, что прочли его. А когда перечитываешь, видишь, сколько ты всего не заметил. Это каждый раз будет поворачиваться та самая игрушка-калейдоскоп, у которой, как не переверни, все время новый рисунок. Есть, конечно, очень простенькие вещички для маленьких - потешки. Но это прикладные вещи, это не литература.
- Но дети сейчас читают все меньше и меньше.
- Вам, может быть, покажется диким, но я, детский писатель, от этого не расстраиваюсь. Потому что то, сколько читало наше поколение, это ненормально. У нас не было других развлечений, чтение заменяло все - нельзя было ездить за границу, не было видиков, многих других вещей, в том числе информационных и художественных.
- То есть родителям не стоит расстраиваться?
- Нет. К тому же всегда был контингент людей, которые не читали и не будут читать. Нельзя делать поголовно читающую публику. Научили грамоте - и будет.
